Похоже, сталь — новостной повод на все времена. Джордж Буш вводит пошлины на европейский импорт. Тони Блэр помогает индийскому стальному магнату Лакшми Митталу получить контроль над металлургическим комбинатом в Румынии. И все больше автомобилей, оставленных у обочины.
В 1985 г. экономист Дэвид Хендерсон ввел понятие «любительская экономика» ( «do-it-yourself economics») : это то, что знают об экономике люди, ничего об экономике не знающие. Сэмюэл Бриттен называл эту мешанину обрывочных сведений «экономикой бизнесменов». Экономисты-любители уверены, что в экономике есть четкая иерархия приоритетов. Скажем, сельское хозяйство или энергетика — особенно значимы. Финансы, транспорт, коммунальные услуги — тоже «тяжеловесы». Промышленное производство приоритетнее, чем услуги. А самая приоритетная промышленная продукция — конечно, сталь.
Во всем этом есть какой-то скрытый сексизм. Ажиотаж по поводу стали уходит корнями в эпоху британской индустриальной революции, когда она действительно играла важную роль. Никто не придает такого значения текстилю — на текстильных фабриках трудятся в основном женщины. Зато плакатный образ сталевара — жар, пот и тяжкий физический труд. И не случайно, что, когда экономисты-любители приводят пример профессии, достойной презрения, они вспоминают что-то типа парикмахерского дела или изготовления гамбургеров.
Кто спорит, экономику не построишь на одних парикмахерских и закусочных, но точно так же ее не построишь на одной стали. Современная экономика сложна, в ней каждый элемент зависит от остальных. Какой сектор важнее — вопрос некорректный. Это все равно что спрашивать, какое звено в цепи главное.
Докапываться до глубин, где зарыты корни любительской экономики, — дело скорее психологов и антропологов, чем экономистов. Но ее экономические последствия очевидны. Вот одно из них: как только политик получает возможность поддержать какую-нибудь индустриальную структуру, это непременно оказывается сталь. Самый вопиющий пример — «Большой скачок» Мао Цзэдуна. В романе «Дикие лебеди» писатель Юн Чан описывает «крестьян, истощенных многочасовыми поисками топлива, железного лома и железной руды, чтобы только не гас огонь в печах». Каждая семья была обязана переплавить свои горшки и кастрюли на металлолом для нужд индустриализации.
Но фарс превратился в трагедию. «Когда пришло время собирать урожай 1958 г. , мало кто вышел в поле». Все закончилось голодом 1959 — 1961 гг. , когда погибло 30 млн человек. Хотя Мао лишь довел до абсурда идею, разделяемую и другими: бедные страны считают производство стали условием своего развития.
СССР тоже поставил в основу своего экономического развития рост металлургии. На закате эпохи Горбачева продукция советских сталелитейщиков превосходила потребление стали в США. Непонятно, на что шла вся эта сталь. Крупным потребителем был ВПК. Сельскохозяйственное оборудование русские тоже делали из солидных материалов; у них не было легких грузовиков International Harvester или Caterpillar. Часть стали просто ржавела на складах: ее выплавлялось слишком много.
Теперь сталь уходит совсем в другом направлении. В 1990-х гг. Россия и Украина стали крупными стальными экспортерами. Конечно, эти заводы неэффективны, их производительность падает с изнашиванием оборудования и падением местного спроса. Но инвестиции и управленческие способности людей типа Миттала делают свое дело: эти страны останутся крупными производителями.
Одновременно свои производства увеличивают развивающиеся страны, Китай и Индия (Китай сегодня — крупнейший производитель стали в мире). Тяжело быть коммерчески успешным сталелитейным предприятием в мире, где каждый считает своим моральным долгом произвести как можно больше стали. Такова суровая реальность, в которой существуют американские и западноевропейские компании.
Рост объема поставок и падение спроса заставили американских производителей просить о защите. Но демпинг поставщиков стали в США — тоже не более чем очередной миф, плод воображения экономистов-любителей. Стальной фетишизм в сочетании с идеей международного заговора — вполне подходящие ингредиенты политической кухни Буша и поддерживающих его бизнесменов. Теми же мифами спекулируют и политики-интеллектуалы с их теориями индустриализации. Насколько стальным пошлинам Буша удастся повлиять на снижение безработицы в американской стальной индустрии — ровно настолько они усилят существующий в экономике дисбаланс. И ровно до тех пор, пока политики будут любить сталь, она будет оставаться политической проблемой.
Так что же с машинами, оставленными у обочины? Падение цен на сталь выбивает почву из-под металлургии, основанной на переработке лома. Если материалы, из которых изготавливается автомобиль, уже не ценятся, вторичная переработка теряет коммерческий смысл. Закон непреднамеренных последствий справедлив и для реальной, и для любительской экономики.