Петр Мостовой,
адвокат, академик Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка.
Российская общественность вчера была шокирована известием о новой инициативе Федеральной службы налоговой полиции. Своим собственным решением полицейские присвоили себе право преследовать людей, которых они подозревают в намерении совершить преступление.
Приказ главы ФСНП Михаила Фрадкова N 525 от 9. 12. 02 об организации и формах работы по предупреждению преступлений и правонарушений уже зарегистрирован Минюстом. Этот удивительный документ предусматривает меры «по выявлению лиц, от которых можно ожидать совершения преступления или правонарушения [. .. ] и оказанию на них или окружающую их среду воздействия с целью [. .. ] изменения поведения личности от антиобщественного к законопослушному». При этом воздействие на окружающую их среду предусматривает, в частности, воздействие на их коллег по работе и членов их семей, а также «создание вокруг объекта профилактики обстановки нетерпимости», в том числе в сотрудничестве со средствами массовой информации. Предусматривается также постановка всех этих «лиц, от которых можно ожидать совершения преступления или правонарушения», на «профилактический учет».
Таким образом, налоговая полиция прямо заявила о своем вмешательстве в общественные отношения, семейную и частную жизнь граждан. Этот сценарий деятельности карательных органов хорошо знаком нам по нашему прошлому, когда любой мог стать (и становился) жертвой репрессий во имя революционной целесообразности. Объектом репрессивного воздействия являются не только отдельные люди, но и общество в целом. Нужно ли добавлять, что обстановка «общественной нетерпимости» означает на деле обстановку всеобщего страха и доносительства.
Налоговая полиция сделала очередной — гигантский — шаг в расширении своего поля деятельности и своих полномочий. Это ясно обнаруживает, что логика развития налоговой полиции — это логика развития репрессивного органа.
Ставка на репрессии заставляет по-новому посмотреть на «налоговую реформу» и констатировать, что она не привела к единственному общественно значимому и оправдывающему ее результату: появлению в России класса налогоплательщиков, т. е. значимого слоя граждан, которые не только могут, но и намерены платить налоги, финансируя тем самым действительно необходимые им функции государства. Отношения налогоплательщиков и государства не сложились — не только с предпринимателями, но и с рядовыми гражданами, заработавшими на машину или квартиру. Особенно нелепо выглядит указание, что на профилактический учет в первую очередь должны быть поставлены те, чьи расходы превышают доходы, на фоне заявления председателя правительства о намерении отказаться от контроля над расходами граждан. Что это значит: что правая рука не ведает, что творит левая?
Работодатели по-прежнему выдают зарплату в конвертах. За крупные покупки по-прежнему «в черную» платят больше, чем «в белую». Обвинить в неуплате налогов сегодня можно любого. В этих условиях репрессивная деятельность налоговой полиции может быть использована для давления практически на каждого гражданина.
Я считаю своим гражданским долгом добиваться отмены приказа N 525 в судебном порядке, как посягающего на презумпцию невиновности, нарушающего законные права и свободы российских граждан. Эту позицию разделяют со мной и мои коллеги-адвокаты, и ряд правозащитных организаций.
Но важно и другое. ФСНП, как и прочие силовые органы, подчиняется президенту. Президент требует от правительства либеральных реформ, с чем правительство не справляется. Следует ли это понимать так, что реформы, махнув на них рукой, решено заменить террором? Понятно ли, что в условиях террора, т. е. постоянной угрозы, направленной против каждого, большинству проще отказаться от множества реальных способов зарабатывать на жизнь, обменяв достаток на «спокойный сон». Может быть, нашей стране вовсе не нужно экономически активное население, зарабатывающее не только на черствый кусок хлеба, но и на достойную жизнь — свою, своих старших и своих детей? Есть ли у власти на самом деле твердая позиция по этому вопросу — боюсь, что только президент может дать на этот вопрос ответ, которому нация поверит.