Алексей Мордашов принял участие в мероприятиях ПМЭФ-2016

РОССИЯ — ГЕРМАНИЯ: ПОВЫШЕНИЕ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТИ РОССИЙСКОЙ И
ГЕРМАНСКОЙ ЭКОНОМИК. СОТРУДНИЧЕСТВО В РАМКАХ КОНЦЕПЦИИ «ИНДУСТРИЯ 4.0»
Уважаемые господа, доброе утро.
Я бы хотел во многом поддержать и продолжить то, о чем говорили предыдущие
выступающие, в частности, господин комиссар Эттингер. Во-первых, о важности
дигитализации для нашего мира. Действительно, похоже, мы переживаем критический
момент, очередную революцию. Мы видим, что технологии фундаментально меняют мир
вокруг нас. И очевидно, что тот, кто сможет в правильной степени и первым использовать
преимущества этих технологий, имеет шансы победить в конкурентной борьбе, а кто не
сможет этого сделать, будет отставать со всеми вытекающими последствиями. Это кстати
ставит перед нами, перед Россией, новые вызовы, поскольку у нас доля IT в ВВП
продолжает оставаться постоянной примерно на уровне двух с небольшим процентов в
течение последних нескольких лет. В отличие от примерно 5% ВВП Евросоюза, 6% в США.
И наше отставание на 5-8 лет сегодня, в общем-то, не такое большое в случае, если мы,
россияне, не предпримем соответствующих усилий, грозит перерасти в 12-15 лет уже в
ближайшее время. Все это ставит перед нами серьезные задачи: как распорядиться
преимуществами автоматизации.
Господин Мангольд, давая мне слово, упомянул роль IT для металлургии. По оценке
Маккинзи, применение современных цифровых технологий в стальной отрасли в мире
могло бы дать эффект 115 миллиардов долларов в год. Примерно 45-110 млрд за счет
улучшения практик ремонта оборудования, удаленного контроля, preventive maintains.
Примерно 20-40 млрд за счет повышения производительности труда и примерно 15-30
млрд за счет улучшения управления запасами. Что не помешало бы, учитывая, что сегодня
3/4 стальных компаний имеют отрицательный cash-flow. Не в России, правда, но тем не
менее. При этом технологии такие существуют. И уже есть примеры, когда применение
таких технологий позволило на 20% снизить уровень запасов, на 20% снизить расходы на
обслуживание оборудования.
Мы на «Северстали» сейчас ведем несколько проектов, и кстати не мы одни. Я знаю, что
ММК активно изучает эти возможности. Есть целый ряд конкретных проектов на нашем
технологическом оборудовании, на стане горячей прокатки – самом большом нашем
стане 2000, на агломерационных машинах. Мы внедряем оборудование, которое будет
давать информацию для предсказания поведения машин и их ремонта по показаниям
этих датчиков. Причем, что в этом привлекательного – это уже опробованное
оборудование, опробованные технологии. Достаточно дорогие, но они обещают эффект.
И как мы все хорошо знаем по закону Мура, это оборудование очень быстро дешевеет,
вся электроника дешевеет. В общем и целом это для нас и для стальной отрасли мира,
для российской отрасли – большой вызов и большая возможность. И я полностью
поддерживаю господина комиссара Эттингера в отношении значимости этой индустрии и
в отношении тех возможностей и тех рисков, которые это несет для европейцев. И в
данном случае очень хорошо, что Россия была включена в состав европейских стран, ведьиногда мы этого не видим. И очень отрадно, что именно в этом аспекте Россия признается
частью Европы.
У нас действительно во многом сходная ситуация. Несмотря на то что, наверное, мы
отстаем от Европы в вопросе индустриальных технологий, все равно ситуация во многом
сходная. Есть серьезные вызовы и серьезные возможности. И говоря о теме нашей
сегодняшней встречи сотрудничества России и Германии в этой области, мне кажется,
здесь есть серьезный неиспользованный потенциал. Как господин Эттингер только что
сказал, капитализация крупнейших немецких фирм отстает от капитализации IT-компаний
в США. Кстати, не знаю, утешит вас или нет, один из моих коллег в отрасли, глава одной из
очень крупных майнинговых компаний, международной часто говорит о том, что для него
очень странно видеть ситуацию, когда капитализация всех майнинговых компаний мира
примерно в 2 раза ниже, чем капитализация Facebook. Не знаю, утешает нас это или нет,
но это еще раз говорит о том, что проблемы у Европы и России, индустриальных
компаний этих регионов схожи. У нас есть потенциал взаимодействия.
Германия сильна индустриальными технологиями, которые являются той базой, где
применение информационных технологий может дать колоссальный эффект. Германия
до сих пор является мировым лидером в производстве электронного оборудования,
микропроцессоров, которые являются основой информационных технологий. И в
известной степени то, что происходит, это риск, но это и возможности для Германии и для
России. Но для этого надо разговаривать.
Когда мы сегодня говорим о применении информационных технологий на «Северстали»,
то во многом имеем в виду существующие фирмы, в том числе и немецкие. Может быть,
нам имеет смысл объединить наши усилия и на уровне государств ЕС и России, и усилия
бизнеса. Конечно, мы должны полагаться на частные инициативы. Но и такие форматы,
как российско-германская стратегическая рабочая группа – очень хорошо, что наши
немецкие коллеги решили возобновить ее работу – и, например, информационные
технологии могли бы быть частью повестки дня этой рабочей группы. Мы могли бы
объединить усилия государства и бизнеса, сделать как минимум более понятными друг
для друга усилия, которые мы предпринимаем в этом направлении, чтобы и сэкономить
ресурсы и усилить друг друга за счет объединения наших действий. Еще раз я считаю, что
у России и Германии есть большая комплиментарность экономик, и в этом вопросе в том
числе больше, чем во многих. Я считаю, что то, что происходит – огромный шанс и для
Германии, и для России и мы должны им воспользоваться. Большое спасибо.
ВНУТРЕННИЕ ИНВЕСТИЦИИ — ИСТОЧНИК НОВОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА
А. Кудрин:
— Прежде всего, я хочу поговорить о промышленности, о перерабатывающей
промышленности. Эту отрасль представляет Алексей Мордашов, он еще и
председатель комитета по ВТО, по торговле, и по таможенному регулированию РСПП.Металлургическая отрасль. Может, вы скажете и про общие причины, тормозят
развитие инвестиций? Металлургическая отрасль – одна из ведущих, в том числе
экспортноориентированная, которая переживает сейчас в мире сложный период из-за
избытка мощностей в Китае. Китай давит цены, по сути это воспринимается как
демпиноговые цены. И как живет наша металлургическая промышленность в условиях
такого жесткого шока? Вы в этих условиях будете инвестировать в российскую
промышленность в свою или в том числе в смежные отрасли?
А. Мордашов:
— Большой и сложный вопрос. Сначала я отвечу на Ваш вопрос относительно российской
металлургии. Российская металлургическая отрасль чувствует себя в целом неплохо,
можно сказать хорошо в условиях действительно имеющего место серьёзного в мире
кризиса переизбытка мощностей. Сегодня загрузка мощностей в мире примерно на
уровне 70-74-76 процентов. И при этом уровне цены обычно падают, такая ситуация
достаточно стрессовая. Как мы видим, сегодня примерно ¾ металлургических
предприятий в мире имеют отрицательный cash-flow. И в общем ситуация достаточно
напряженная. При этом российские металлурги практически все имеют достаточно низкий
уровень долга и довольно приличную рентабельность, включая «Северсталь». Не могу не
похвастаться, что «Северсталь», например, статистически показывает самую высокую
рентабельность по EBITDA среди всех металлургических компаний мира, которые
отчитываются, как минимум последние 6-8 кварталов в отрасли. Это не уникальная
ситуация для «Северстали» все металлургические компании, и ММК, и НЛМК в общем
очень сходные результаты, у нас у всех низкий долг . В силу фундаментальных факторов:
хорошая номенклатура производства и хорошее качество при всех проблемах.
— Вы более конкурентоспособны, чем та продукция, которую предлагают китайцы?
— Да, абсолютно. И мы вполне конкурентоспособны по качеству и номенклатуре и мы
гораздо дешевле по издержкам. И мы имеем – и «Северсталь», и Липецк, и «Магнитка» —
издержки ниже, чем кто бы то ни было. «Северсталь» традиционно уже лет, наверное, 10-
15 находится на 1-2-3 месте по самым низким издержкам на тонну проката. Вот,
собственно, и весь секрет.
— Вы будете инвестировать в эти же производство или новые какие-то есть проекты?
— Мы как раз подходим к вопросу, что происходит с инвестициями и можем использовать
нашу отрасль как пример того, что происходит. Если позволите, я чуть более развернуто
отвечу на ваш вопрос. Во-первых, на мой взгляд, не существует проблемы инвестиций
вообще. Мне кажется, что нет отдельно взятой проблемы инвестиций. Да, они, может
быть, меньше, чем было раньше в процентном соотношении сейчас где-то 18% от ВВП в
отличие от 20% раньше, меньше чем 25% в среднем в мире, но примерно на уровне
Евросоюза – 19%. Мы меньше, чем развивающиеся страны там 35%
— Но эффективность и производительность капитала в Евросоюзе выше.- Выше. Так вот, мне кажется, что проблема наша не в отсутствии инвестиций, проблема в
целом в развитии экономии, и это собственно сдерживает инвестиции. Мы только что
обсуждали проблемы фондового рынка, и при всех нерешенных вопросах интересно
было видеть, что, и господин Шевцов, и господин Афанасьев, в общем-то,
констатировали, что по большому счету основные проблемы решены, что основные
элементы инфраструктуры имеют место. Мне кажется что это правда. Но почему
инвестиций не так много? Почему фондовый рынок не является источником инвестиций?
Ну, во-первых, потому что сбережений не так много, при том что мы сберегаем сейчас
больше, чем расходуем. Особенно последнее время население. В силу того, что денег
мало, из этого источника мы не можем ожидать больших инвестиций. Почему мы видим
сдержанный уровень инвестиций, и, в общем-то, я думаю, каждый из присутствующих
согласен с тем, что мы чувствуем, что инвестиций как-то маловато. Но инвестиций
маловато, потому что развития экономики нет, а почему его нет? На мой взгляд, здесь
картина, в общем-то, довольно понятная. Куда мы можем инвестировать и как мы можем
развиваться? Мы можем инвестировать в традиционные отрасли, в которых мы сильны.
Вот, например, металлургия у нас сильна и очень логичный вопрос – вы будете
инвестировать в металлургию или нет. Боюсь показаться провокативным, но я скажу, что
особо много инвестировать мы не будем. Почему? Рынка нет. Мы будем инвестировать в
даунстрим — в продукты с высокой добавленной стоимостью. Мы будем инвестировать в
сервис для наших клиентов. Мы будем инвестировать в снижение издержек, но у нас уже
издержки невысоки. Но инвестировать в существенное наращивание мощностей как мы
делали 15-20 лет до этого мы не будем, по одной простой причине. Не потому что у нас
денег нет, у нас деньги есть. А потому что никому мощности не нужны.
— То есть что, строительство не заказывает?
— Строительство падает второй год подряд примерно на 10%. Это причина, да. Проблема
повторяю, не в отсутствии инвестиций, а в экономике. Итак, пункт номер один: мы могли
бы инвестировать в те сектора, где у нас есть сильные стороны и где мы могли бы
ожидать рост – металлургия, химия, недвижимость и так далее. Но если мы посмотрим на
все эти сектора, где традиционно россияне сильны, где у нас есть хорошие конкурентные
преимущества, по-моему во всех этих отраслях мы наблюдаем переизбыток и стагнацию.
У нас просто нет спроса. Посмотрите на автомобильную промышленность, она в хорошем
состоянии. У нас мощности автомобильные большие. Под 2 млн автомобилей. У нас
автомобильная промышленность падает второй год подряд – почему? Нет спроса.
— Но зарплаты населения выросли не так быстро как выросли цены с учетом
импортных комплектующих, конечно это импортозависимая отрасль. То есть
падение курса тоже стало причиной?
— Вне всяких сомнений. То есть в традиционно экспортных наших отраслях рынки
стагнируют. В других отраслях, которые ориентированы на внутренний спрос. Казалось бы
они могли быть источником. У нас есть нехватка квадратных метров жилья на душу
населения по сравнению с лучшими практиками в мире, и так далее. Количество автомобилей у нас высокое, но все равно меньше чем в Западной Европе и США. В эти
сектора никто не инвестирует просто потому что спроса нет, потому что действительно
самым тяжелым последствием происходящего кризиса стало падение доходов
населения. Это острейшая наша проблема, население у нас обеднело в два раза. И оно не
тратит деньги. Мы видим, например, у нас есть проект в ритейле, это общедоступная
информация всех ритейлеров, население экономит даже на еде.
— Но вы экспортноориентированная структура То есть вы не видите таких ниш и в
мире, на которые вы могли бы войти? Если вы считаете что вы более
производительны, более качественную продукцию производите. Может быть вам
вытеснять с мирового рынка и занимать там большую долю? В общем-то,
пожалуйста, что мешает?
— Очень естественная логика. Не видим. Почему? Потому что есть торговые споры, потому
что есть естественные логистические ограничения, потому что есть естественные связи
между поставщиками и покупателями. Несмотря на то, что мы конкурентоспособны по
издержкам и несмотря на то что логистически мы, например, ЧерМК «Северстали» очень
хорошо расположен для экспорта, эти возможности не безграничны. Мы экспортируем
примерно 30% нашего производства и больше не сможем. И у нас уже антидемпинговые
иски в США, антидемпинговые иски в Европе, Турция нам грозится и так далее.
А. Мордашов. Комментарий к обсуждению
— Мне кажется, что наш разговор приобретает несколько странный характер и вот почему.
Мы ведь все-таки сюда пришли решение искать. А мне кажется то, что мы обсуждаем
больше звучит или как жалоба на жизнь, либо какие-то истории из жизни. Ну вот в
Австралии большой пенсионный фонд. Правда, мы можем только порадоваться за
Австралию. Ну ставки банковские высокие у ЦБ, да, высокие. И пока такая инфляция,
наверное, сильно ниже не станут. Мало у нас покупателей, простите, Дмитрий,
недвижимости. Мало. Правда. И вроде больше ни откуда не взять. И что будем делать-то?
А вопрос, на мой взгляд, далеко не праздный.
У нас формат панели таков, что хорошо это обсудить не получилось и видимо не
получится, нас так много и формат такой не сильно способствующий, но я позволю себе,
чтобы время зря не пропало сделать одну попытку. Я скажу, что мне кажется, надо делать.
Первое. Рассчитывать на инвестиции в секторах типа металлургии или химии или
недвижимости не приходится. В чем проблема инвестиций? В том, что у нас нет точек
роста. У нас нет возможностей роста. Почему у нас нет возможностей роста? Потому что
рынка нет. Есть отдельные исключения, типа лесной промышленности, например. Вот
«Система» вкладывает в существующий целлюлозный завод, мы рассматриваем
возможность строительства нового целлюлозного завода, проект на два с лишним
миллиарда долларов. То есть небольшие ниши есть, там можно ожидать роста, но
больших ниш нет. Дальше. Все, что связано со спросом населения. Пока население имеет те доходы, которые сейчас имеет, больших точек роста, на мой взгляд, там тоже нет.
Дальше. Инновации. Инновациям мешают, на мой взгляд, две вещи. Первое – слабая
институциональная защита. Вот мы говорим, что Калифорния, такое красивое место, там
инвесторы, инфраструктура. Честно. Насколько я понимаю там наших соотечественников
очень много и очень успешно себя чувствуют. И я не уверен, что калифорнийское солнце
или качество дорог – это то, что их привлекает. На мой взгляд, у нас и с дорогами все
неплохо.
— В чем решение?
— В чем решение. Можно я про проблемы закончу. Ограничение ресурсов:
инфраструктуры и человеческого капитала. И вот отсюда, на мой взгляд, вытекают
решения. Первое решение. И оно очень важное потому что не о том, чтобы какой-то
богатый дядя с пенсионными фондами пришел, а о том, что каждый из сидящих в этом
зале и на подиуме должен делать. Первое. Нам нужно поднять доходы населения. Как их
можно поднять? Либо рабочие места создаются, либо зарплата растет. Рабочие места
трудно ожидать в этой обстановке, значит надо зарплату повышать. Как ее повышать?
Производительность труда надо повышать. Каждый из присутствующих в своей компании
должен подумать, что сделать для повышения производительности труда.
— Для этого может быть тоже нужны инвестиции в производительность?
— И да, и нет. У нас очень большой опыт. Вы очень хорошо, на мой взгляд, говорили о том,
что нужны умные инвестиции.
Второе. Мне кажется существует определенный потенциал – наша компания яркий
пример. Когда у нас себестоимость слябов за последние пять лет возросла на 10%, а
рублевая инфляция на 50%. Почему? Не только потому что мы инвестировали – и мы не
инвестировали в большие агрегаты, но можно инвестировать малые деньги в
автоматизацию. Но есть мероприятия по повышению эффективности. Цифровые
технологии очень сильно будут менять этот мир. Соответственно, каждому из нас
свободному предпринимателю нужно думать, как мы будем повышать
производительность труда.