Президент промышленной группы МАИР: «Наш бизнес-класс сформирован на разворовывании государственных средств.»

Общероссийская тенденция к «чеболизации» экономики хорошо прослеживается на
примере развития промышленной группы МАИР. Группа была основана в 1992 году как
небольшая торговая компания. Через восемь лет она стала одним из крупнейших в
мире переработчиков вторичных черных металлов с объемом производства до 4 млн
тонн в год. В группу входит ряд металлургических предприятий. С 2001 года она
начала поглощать предприятия других отраслей — Волжский гидролизно-дрожжевой
завод, завод «Белинсксельмаш», Загорский лакокрасочный завод, Калининский завод
резиновых изделий и еще целый ряд предприятий. Президент МАИРа Виктор МАКУШИН
отвечает на вопросы корреспондента ИА «Финмаркет» Ольги Журавской и
обозревателя «Финансовых Известий» Екатерины КРАВЧЕНКО.
— Вы считаете, что крупные холдинги — оптимальная бизнес-модель в сегодняшней
России? Какие холдинги более конкурентоспособны — вертикально интегрированные
или сочетающие разные бизнес-сферы?
— Я думаю, что крупные холдинги для России объективно необходимы. По той
простой причине, что российские холдинги строятся на базе тех промышленных
производств, которые были еще в советское время. А в советское время была
укрупненная структура производства. Поэтому крупные холдинги естественны для
сегодняшней экономики. В то же время у нас очень низкий уровень конкурентности,
поэтому создание суперхолдингов имеет смысл только тогда, когда они будут
конкурировать, скажем, с западными предприятиями. Что касается вертикально
интегрированных компаний… Я считаю, что сегодня вертикально интегрированные
структуры в силу неразвитости институтов, обеспечивающих цивилизованность
рынка, действительно необходимы. Но в перспективе мы должны прийти к
горизонтальным холдингам. Диверсификация в российских экономических условиях
сегодня необходима для выживания субъектов рынка.
— Поэтому МАИР в последнее время диверсифицирует свой бизнес?
— Можно назвать несколько причин. Во-первых, МАИР уже в 1998-1999 годах был
одной из самых крупных в мире ломоперерабатывающих структур. Объем реализации
этого бизнеса — $250-300 млн в год. У МАИРа был и есть сегодня относительно
небольшой металлургический бизнес с объемом реализации $100 млн в год.
Развиваться на этих рынках МАИРу было дальше не рационально. Потому что цена
металлургических активов в 7-10 раз превышала цены покупки точно таких же
активов в других отраслях — химической, лесной, машиностроительной… Мы
посчитали более правильным начать инвестировать и в другие отрасли.
Во-вторых, мы предполагаем, что черная металлургия уже несколько переоценена с
точки зрения ее потенциала. Ее жизнеспособность в российской экономике во
многом обусловлена тем, что капиталоемкость этой отрасли огромна. В
соответствии с этим изменение технологии происходит не так быстро, даже на
Западе. Изменять технологию слишком дорого. Именно поэтому получилось так, что
изменения в черной металлургии по сравнению с другими отраслями происходили не
так быстро после развала Советского Союза. Соответственно она не успевала
такими быстрыми темпами отставать от Запада, как другие отрасли. Но это несет и
отрицательный момент для тех, кто инвестирует в черную металлургию. Поэтому
капиталоемкие отрасли в России в ближайшее время обязательно столкнутся с
проблемой привлечения инвестиций. Особенно западных. Мы понимаем, что западные
деньги к нам придут нескоро, тем более в черную металлургию. Мы также понимаем,
что ценность черной
металлургии будет падать и в силу того, что западные конкуренты быстрее
повышают свою эффективность.
Третья причина — снижение рисков. Поскольку, к сожалению, риски ведения бизнеса
в России сегодня колоссальные. Завтра, например, может быть пролоббировано
какое-нибудь антиметаллургическое постановление. И мы окажемся у разбитого
корыта.
— Как оцениваете перспективы биржевой торговли металлами? Есть ли предпосылки к
развитию внутреннего рынка?
— Сегодня 95% конкурентоспособного металла производят несколько производителей.
В биржевой торговле очевидной необходимости нет. Формирование цен происходит
прозрачно. Если бы у нас были тысячи продавцов и хотя бы десятки
производителей, тогда биржа была бы нужна. Если в Россию придут западные
производители, будет биржевая торговля, так как появится конкуренция.
— Как повлияет на рынок решение американской администрации о повышении ввозных
пошлин на черные металлы?
— Это решение может лишь косвенно повлиять на наш бизнес, так как российские
металлурги будут сейчас иметь меньше средств для оплаты произведенного на наших
предприятиях сырья. Насколько я знаю, «Северсталь» и другие предприятия были
уже готовы к такому шагу и в значительной степени переориентировались. Я не
думаю, что в целом на российскую металлургию решение о повышении ввозных пошлин
серьезно повлияет. Опасность в другом. В том, что подобного рода мероприятия
против России смогут в какой-то мере спровоцировать другие страны. Они увидят,
что с Россией можно вести себя безнаказанно.
— Европейские страны могут увеличить ввозные пошлины на российский металл?
— Страны ЕС могут сократить квоту России. Основной вопрос, который их
интересует, — вопрос поставок металлолома. Поскольку в прошлом году из-за
введенных пошлин на российский металлолом европейские страны имели меньшее
количество лома, чем в предыдущие годы, то я думаю, что они будут и в
дальнейшем угрожать нам снижением квот.
— Стоит ускорять вступление в ВТО?
— Вступать в ВТО обязательно нужно. Сегодня монополизация в промышленности
России столь велика, а возможность и желание государства бороться с
монополизмом столь малы, что это привело к ситуации, когда у нас две трети
экономики работают в малоконкурентных условиях. Поэтому положительное влияние
ВТО я вижу прежде всего в том, что уровень конкурентной борьбы в российской
экономике резко будет повышен. Да, многие будут вынуждены продать свой бизнес и
уйти. Но фирмы, которые выживут, смогут уже на равных конкурировать с мировыми
лидерами. Но перед тем, как вступать в ВТО, необходимо четко обозначить
промышленную политику. Сегодня же действия правительства по формированию
условий, на которых России нужно вступать в организацию, мне представляются
несколько спонтанными, пропорциональными лоббистским усилиям отдельных
отраслей, а не интересам страны. Осознанной промышленной политики сегодня в
стране нет. России нужно четко
определиться, какие направления считать принципиальными. Бесполезно,
соревноваться с китайцами в производстве ширпотреба.
— Нужны протекционистские меры для отдельных отраслей?
— Меры такие, наверное, будут нужны. Но они должны быть осознаны и хорошо
просчитаны. Я совершенно не уверен, что протекционистские меры по отношению к
автомобильной промышленности, которые сейчас намечаются, являются
первоочередными. Может быть, стоило расставить приоритеты по-другому. По
расчетам, сегодня, для того чтобы просто сохранять производственный потенциал
России, необходимо инвестировать в промышленность $40 млрд в год. А у нас
инвестиции составляют в два раза меньше. На сегодняшний день отсутствие
промышленной концепции приводит к тому, что даже эти $17,5 млрд, которые мы
имеем, не инвестируются оптимально.
— Такую концепцию должно создать правительство?
— Да. Но на сегодняшний день у правительства нет, может быть,
интеллектуально-организационного потенциала, необходимого для создания
грамотной концепции. Я согласен с теми экономистами, которые говорят, что если
в России ВВП не будет расти хотя бы на 4-6% в год, то страна откатится назад.
Сейчас устаревание производственных фондов так велико, что промышленная
политика в том виде, в котором она сегодня требуется, через несколько лет будет
уже просто не нужна. Потому что конкурентоспособных основных фондов в
перерабатывающей промышленности, по нашим оценкам, не более 10-15%.
Конкурентоспособных даже с учетом дешевизны сырья рабочей силы и т.п.
— Ваш прогноз: станет ли 2002 год повторением 2001 года в плане экономического
роста?
— Предположение о том, что 2002 год будет повторением 2001 года, излишне
оптимистично. Я думаю, что рост ВВП составит 2-3% при условии, если цены конца
IV квартала 2001 года сохранятся и в этом году. Cегодня я не вижу ресурсов для
строительства мощной экономики России. Из своих ресурсов после десятилетия
разворовывания у нас остался только один — интеллектуальный потенциал. Это
единственное, что нас отличает от стран «третьего мира» и что нас сближает пока
с развитыми странами. Но для того, чтобы задействовать этот ресурс, необходимы
два условия. Во-первых, мощнейшая перекройка госаппарата. Госаппарат является
тормозом в развитии экономики, поскольку увеличивает трансакционные издержки.
Ведь реально российский бизнес платит налогов гораздо больше, чем объявлено.
Во-вторых, для того, чтобы задействовать интеллектуальный ресурс, необходимо
резко усилить конкурентность. В России же олигархи назначались, а не
становились
олигархами благодаря цивилизованной конкурентной борьбе. Поэтому мы получили
такой бизнес-класс, который не способен конкурировать с таким же бизнес-классом
Европы или Америки. Он у нас по качеству гораздо хуже. Наш бизнес-класс
сформирован во многом на разворовывании государственных средств, а не путем
жесткой, но цивилизованной конкуренции.